...Неловкое молчание, повисшее после всех положенных «здравствуйте» и «добрый день», нарушил священник. С гордостью в голосе он промолвил:
– Ваш мальчик – примерный христианин. Надеюсь, вскоре он начнет петь в нашем хоре.
Родители, пандит и имам уставились на него удивленно.
– Вы, должно быть, ошиблись. Писин – примерный мусульманин. Он не пропускает ни одной пятничной молитвы, да и в изучении Священного Корана продвигается превосходно, – так сказал имам.
Родители, священник и пандит уставились на него недоверчиво.
Тут вмешался пандит:
– Оба вы ошибаетесь. Он – примерный индуист. Я часто вижу его в храме – он приходит для даршана и совершает пуджу.
Родители, имам и священник уставились на него в полном изумлении.
– Нет, никакой ошибки! – возразил священник. – Я этого мальчика знаю лично. Это Писин Молитор Патель. И он – христианин.
– Я тоже его знаю и могу вас заверить: он – мусульманин! – заявил имам.
– Чепуха! – воскликнул пандит. – Писин родился индуистом, живет как индуист и умрет индуистом!
Три волхва уставились друг на друга с напряженной опаской. «Господи, отврати от меня их взоры», – взмолился я про себя.
Все взоры разом обратились на меня.
– Писин, как же так? – требовательно вопросил имам. – Индуисты и христиане – идолопоклонники! Многобожники!
– А мусульмане – многоженцы, – не остался в долгу пандит.
Священник глянул на них искоса.
– Писин, – прошептал он, обращаясь ко мне одному, – ты что, забыл? Спасение – только во Христе!
– Вздор! – перебил его пандит. – Христиане ничего не смыслят в религии!
– Верно, – подтвердил имам. – Они сбились с пути Господня давным-давно.
– А где в вашей религии Господь? – огрызнулся священник. – Ваш Аллах даже ни единого чуда вам не явил! Что это за религия такая – без чудес?
– А что это у вас за цирк такой с мертвецами, которые из гробов скачут? Для нас, мусульман, главное чудо – вот оно: чудо бытия как оно есть! Птицы летают в поднебесье, дождь проливается в свое время, урожай зреет на полях. Каких еще чудес нам желать?
– Перышки и дождички – это, конечно, очень мило, но мы желаем знать, что Бог воистину с нами.
– Ой ли? А что вы сделали, когда Бог и вправду был с вами? Попытались убить его! Приколотили гвоздищами к кресту! Да уж, достойно встретили пророка, ничего не скажешь! Пророк Мухаммед, да пребудет с ним мир, как-то обошелся безо всей этой неприличной чепухи. Принес нам слово Божье и прожил почтенную жизнь. И упокоился в преклонном возрасте.
– Слово Божье?! Этот ваш безграмотный купец?! Тоже мне божественное откровение посреди пустыни! Да на него просто падучая нашла от верблюжьей качки! Или мозги напекло!
– Пророк, да пребудет с ним мир, нашел бы, чем вам ответить, будь он жив, – сощурил глаза имам.
– Да только помер он, вот незадача! Христос-то жив, а ваш старый «да пребудет с ним мир» – помер, помер, помер!
Но тут вмешался пандит, тихо промолвив по-тамильски:
– Не в этом дело. Вопрос в том, почему Писин связался с этими чужеземными религиями.
У имама и священника чуть глаза не выскочили из орбит. Оба были тамилами.
– Бог един для всех! – выпалил священник.
Имам решительно кивнул, переходя на, сторону недавнего соперника:
– Есть только один Бог.
– Вот только мусульмане с этим своим единым богом вечно бунтуют да смутьянят. Ясно как день, что ислам никуда не годится. Мусульманам невдомек, что такое настоящая культура! – провозгласил пандит.
– Что же, настоящая культура должна делить людей на касты? На рабов и господ? – пропыхтел имам. – Индуисты держат народ в рабстве и поклоняются разряженным куклам!
– И золотому тельцу, – подхватил священник. – Ползают на коленях перед коровами!
– А христиане ползают на коленях перед белым человеком! Прихвостни чужеземного бога! Да любому настоящему индийцу на них смотреть тошно!
– Точно, а еще свиней едят. И вообще, людоеды, – добавил имам, чтобы все было по-честному.
– Вопрос в том, – проговорил священник с холодной яростью, – что нужно Писину: настоящая религия или мифы из книжек с картинками?
– Боги – или идолы? – в тон ему торжественно вопросил имам.
– Наши боги – или боги поработителей? – прошипел пандит.
Раскраснелись все трое – трудно было сказать, кто сильнее. «Того и гляди передерутся», – мелькнуло у меня в голове. Но тут отец примирительно простер к ним руки:
– Господа, господа, прошу вас! – вмешался он. – Позвольте вам напомнить, что в нашей стране признана свобода вероисповедания.
Три лица, багровые от злости, обратились к нему.
– Вот именно! Вероисповедания – одного! – возопили три волхва в один голос, и каждый наставительно воздел указующий перст, будто пресекая все возможные возражения жирным восклицательным знаком…
Но это невольное единодушие – что в возгласе, что в жестах – только подлило масла в огонь. Руки тотчас опустились, и каждый служитель веры запричитал и завздыхал уже на свой лад. Отец и мать только смотрели на них, не зная, что и сказать.
Наконец к пандиту вернулся дар связной речи.
– Господин Патель! Набожность Писина достойна всякого восхищения. Всегда отрадно видеть юношу, столь страстно преданного Богу, а в наше беспокойное время – особенно. И все мы с этим согласны. – Имам и священник кивнули. – Но он не может быть индуистом, христианином и мусульманином одновременно. Это невозможно. Он должен выбрать что-то одно.
– Не вижу в этом ничего ужасного, но, полагаю, вы правы, – сказал отец.
Волхвы что-то пробормотали в знак согласия и, вслед за отцом, возвели очи к небесам, откуда, видимо, должно было снизойти решение. Только матушка смотрела на меня.
Тишина тяжко навалилась мне на плечи.
– Гм-м-м… ну, Писин? – поторопила меня матушка. Что ответишь?
– Бапу Ганди сказал: «Все религии истинны». Я просто хочу любить Господа, – выпалил я и, покраснев, потупился.
Смущение мое передалось остальным. Никто не вымолвил ни слова. А мы, надо сказать, стояли неподалеку от статуи Ганди, изображавшей Махатму на прогулке – с тростью в руке, с усмешкой на губах и озорным прищуром. Хочется верить, что он слышал наш разговор, но куда внимательней прислушивался к тому, что творилось в моем сердце.
Отец кашлянул и проговорил вполголоса:
– По-моему, именно это мы все и стараемся делать – любить Господа.
Я чудом не захихикал. Услышать такое от человека, который на моей памяти ни разу не переступил порог храма с подобающими намерениями! Но, как ни смешно, это сработало. В самом деле, нельзя же упрекать мальчика за стремление любить Бога! Натянуто улыбаясь, три волхва отступили и двинулись дальше по своим делам...
Ян Мартел «Жизнь Пи»
...Смерть всегда ходит за жизнью по пятам, и причина тому не биологическая необходимость, а самая обыкновенная зависть. Жизнь до того прекрасна, что смерть влюблена в нее, да вот только любовь у этой ревнивицы хищническая, ненасытная. Впрочем, жизнь легко переступает через забытье и расстается только с пустяками, а тьма – не что иное, как преходящая тень от мимолетной тучи...
Ян Мартел «Жизнь Пи»