Алтайская сказка
Там, где светлый ключ не умолкает, где молодые лиственницы нежно зеленеют, где две кукушки звонко кукуют, кому долгу жизнь обещая, кому близкую кончину предсказывая, жили в ветхом чуме пожелтевшие, словно дымом прокопченные, старик и старуха.
Детей свих они вырастили, сыновей на дальние кочевья благословили, дочерей замуж выдали, сами вдвоем здесь остались. Ни сундуков с добром, ни табунов, ни рогатого скота у них не было. Все хозяйство – одна безрогая корова.
Старуха летом корни цветка кандыка выкапывала, на зиму сушила, в молоке варила, тем и питались. А старик никаких запасов не делал, только трубку курил да кукушек слушал.
Вот однажды он говорит своей старухе:
- Сегодня кукушки нам близкую смерть накуковали. Давай заколем корову, хоть перед смертью мяса поедим.
Старуха заплакала, руками вплеснула: - и не стыдно тебе, старик? Столько лет молоком этой коровы мы сыты, а ты что надумал?
Но старик свою старуху не послушал, сделал по-своему.
Рассердилась старуха и ушла, старика покинула.
Шагала по холмам, по долинам, через ручьи она мостки перебрасывала, большие реки мелкими бродами переходила. На горные перевалы поднималась, вниз спускалась и пришла в тайгу, где между деревьями на полянах и по склонам гор паслись дикие теке-козлы и бурые маралы.
Старуха ласково зверям улыбалась, протяжную горловую песню запела, и дикие звери к старухе подошли. Горним диким козлам она руку на спину кладет, пугливых маралов гладит, кабаргу за ушами чешет, со зверями, как с людьми, беседует.
Дикие вольные звери ушами шевелят, слушают, будто речи старухины понимают, спокойные глазами на нее глядят, И осталась старуха жить в тайге. Топором она поработала, жердей припасла, кору с лиственницы ободрала, поставила себе чум. Диких коз, маралух доила, молоко квасила, творог отжимала, потом на огне сушила, в дыму коптила – твердый вкусный сыр ела. Хорошо, славно жила старуха, кожа на лице у нее стала гладкая. Однако старика своего тона не забыла.
«Жив он или умер? Может, голодный, холодный в аиле своем один сидит?»
Вот положила она творог в мешок, да еще масла в пузырь налила, нанизала две связки сыра, взяла деревянный костыль и пошла навестить старика.
Когда к своему старому аилу подошла, заплакала, больно ветхим стал аил. Вытерла слезы.
Заглянула в щелку и увидела: черный, худой старик сидит у потухшего костра и бормочет: « От голода я совсем оглох, не слыхал, что кукушки мне кукуют, жизнь обещают или о смерти говорят. Вот сейчас съем последний кусок и лягу умирать».
Сквозь слезы улыбнулась старуха, взяла пузырь с маслом и кинула его в дымоход. А сама опять смотрит в щелку.
Старик поднял с земли пузырь, поел масла, повеселел:
- Должно быть, кукушки добро мне обещали, надо шапку снять, послушать.
Снял шапку, а ему на голову прямо мешок с арчой упал.
- О-о, спасибо, мои кукушки, - обрадовался старик, творогу поел и совсем ободрился.
А тут еще и две связки курута упали к его ногам.
- О-о, милые мои кукушки! Будьте вы всегда сытые, будьте, как овцы, жирные, спасибо вам!
Старуха громко рассмеялась и вошла в аил:
- Ну, как ты тут поживаешь, мой богатырь?
- Хорошо живу! Когда еды не стало, мне кукушка накуковала масло, творога и сыра.
- Эх ты, кукушкам молился! Не кукушки это, а я своими руками тебе пищу принесла, сюда принести не поленилась.
- Спасибо, спасибо! Теперь я не расстанусь с вами, моя старуха. Куда вы пойдете, туда и я тоже. Не бросайте меня…
Пожалела старуха своего черного старика.
- Ладно, - говорит, - возьму тебя к себе, только поклянись, что будешь всегда меня слушаться.
- Солнцем клянусь, что скажете, исполню, ослушаться не посмею.
Долго ли, коротко шли, пришли наконец к новому старухиному чуму. Прибежали звери, языком шубу старухи вычистили, боками о чум потерлись.
- Слушай, старик, - молвила старуха, - никогда в этой тайге не ставь на зверей капкана, стрелой в зверей не смей целиться, копья в руки не бери.
И стали жить в тайге. Старуха кандык собирала, диких коз, маралух доила, молоко квасила, пищу готовила.
Вот однажды, когда старуха взяла два ведра и пошла диких зверей доить, старик срезал ветку, завязал концы, получился у него лук. Выстрогал старик и стрелу. Взял этот лук со стрелой и пошел дичи поискать, пострелять.
На вершине кедра сидел черный ворон, величиной с теленка. Прицелился старик и метко, как молодой стрелу пустил. Попала стрела ворону в грудь, но ворон так и остался сидеть невредим. Вынул клювом стрелу, переломил ее бросил, сказал: «Карр-карр» - и улетел. Отозвались ворону маралы и козлы, кабарга и дзерены, и побежали все звери.
Шла старуха с полными подойниками молока. Увидела убегающих зверей, закричала:
- Вернитесь, друзья, вернитесь!
Долго кричала молоком вслед брызгала, плакала, а потом и подойники вдогонку швырнула. Но звери не вернулись. Упала старуха лицом вниз, заплакала, слезами своими землю оросила. Где старуха плакала – живой родник из земли пробился.
От молока, которое старуха плеснула вслед зверям, осталось у маралов, диких козлов и дзеренов вокруг хвоста белое пятно.
А старика ни люди, ни звери больше никогда не видели, о нем ничего не слышали.
А. Лопатина, М. Скребцова «Вечная мудрость сказок» Уроки нравственности в притчах, легендах и сказках народов мира.